Давно это было. Много веков прошло с тех пор. Но до сих пор помнят люди историю бесконечной любви Паоло и Франчески, которую не смогла победить даже смерть.
Данте Габриел Россетти. Паоло и Франческа, 1855
В давние времена в солнечной Италии, в дельте реки По, на морском побережье стоял город Равенна , окружённый монолитными крепостными стенами, разделённый вдоль и поперёк короткими улочками и повсюду украшенный причудливыми мозаиками.
В этом городе родилась и жила юная Франческа да Полента, дочь Гвидо да Полента, правителя Равенны.
Прекрасная красавица Франческа мечтала о любви. Пришло время отцу подумать о замужестве дочери. И выбор его пал на сына влиятельного лорда из рода Малатеста из Римини, извечного врага Гвидо да Полента. Чтобы убить вражду, чтобы объединить могущественные семьи. А сыновей у того было аж четыре.
Чтобы соблюсти очередность, в мужья прекрасной Франческе предназначили старшего, Джованни. Говорят, юношу умного, но с изъяном. Был он некрасив, зол да еще к тому же и хромой. За что и получил прозвище Калека.
Ни одна девушка, тем более такая своенравная, как Франческа, не захочет добровольно выйти замуж за злого уродца. Да кто девушек в те времена спрашивал?
Но все равно, чтобы избежать прямого отказа, отцы семейств пошли на хитрость. За девушкой приехал младший сын Малесты Паола, невероятный красавец .
Как увидела его Франческа, сразу полюбила, подумав что именно он предназначен ей в супруги.
Эрнст Климт. Паоло и Франческа, ок. 1890
Как же горевала девушка, когда узнала правду. Но против воли отца не пойдешь. Джованни и Франческа поженились. Несмотря на разочарование и обман, Франческа родила дочь, Конкордию.
Аурелио де Фигейредо. Франческа да Римини, 1883
Но любовь к прекрасному Паоло не угасла, а разгорелась с новой силой. Да и Паоло полюбил юную жену брата. Он стал частым гостем в их доме. Франческа и Паоло проводили вместе много времени.
Фрэнк Дикси . Паоло и Франческа, 1898
Уильям Дайс . Франческа и Паоло, 1837
Амос Кассиоли . Франческа и Паоло , 1870
Чарльз Эдвард Халле . Франческа и Паоло , 19 в.
Лайош Гулакси . Франческа и Паоло , 1903
Генри Треффри Данн. Франческа и Паоло , 1896-1898
Узнав о тайных встречах, Джованни установил слежку за любовниками. Однажды, сделав вид, что уезжает по делам, коварный муж неожиданно вернулся и нашел дверь в спальню жены запертой. Громкий стук и крики разъяренного супруга застали влюбленных врасплох.
Жан Огюст Доминик Энгр. Франческа и Паоло , 19 в.
Феличе Джани . Франческа и Паоло обнаружены Джованни, 18 в.
Иоганн Генрих Фюссли . Джованни видит Франческу и Паоло, ок. 1785
Йозеф Антон Кох . Франческа и Паоло обнаружены Джованни, 1804-1805
Мари-Филипп Купен де ла Куперье . Любовь Франчески да Римини, ок. 1812
Эжен Делакруа . Паоло и Франческа, ок. 1824-1825
Джузеппе Поли. Паоло и Франческа, ок. 1827
Франсиско Диас Каррено. Паоло и Франческа, 1866
Карло Ариенти . Паоло и Франческа , 19 в.
Луиджи Рубио . Паоло и Франческа , 19 в.
Разъярился обманутый Джованни. Выхватил кинжал. Нет спасения влюбленным.
Джозеф Ноэль Патон . Убийство Паоло и Франчески, ок. 1901
Франческа прикрыла собой Паоло, пытаясь спасти возлюбленного. И приняла первый удар на себя. Но ослепленный горем и яростью, Джованни добил брата вторым ударом ножа.
Александр Кабанель . Смерть Франчески из Римини и Паоло Малатеста, 1870
Гаэтано Превиати . Паоло и Франческа, 1887
Возможно, эта грустная история любви так и осталась бы за стенами старой крепости, если бы не современник Франчески и Паоло — Данте Алигьери, рассказавший о ней в своей «Божественной комедии».
Путешествуя с Вергилием по кругам Ада , Данте увидел мужчину и женщину, так и неразомкнувших объятий в вечном вихре Дьявольского огня.
Джозеф Ноэль Патон. Данте размышляет над историей Франчески из Римини и Паоло Малатеста, 1852
Данте захотел поговорить с проклятыми душами, и они рассказали поэту свою печальную историю.
Ари Шеффер . Франческа и Паоло, 19 в.
Витале Сала. Франческа и Паоло, 1823
Ари Шеффер . Данте и Вергилий с Франческой и Паоло, ок. 1835
Джузеппе Фрашери. Данте и Вергилий слушают Франческу и Паоло, 1846
Евгений Огюст Франсуа Деули. Данте и Вергилий в аду, 1897
Анри-Жан Гийом Мартин. Паоло Малатеста и Франческа да Римини в аду, 1883
Джон Рили Уилмер . Паоло и Франческа, 1930
Именно история, рассказанная Данте, вдохновила Джона Китса на создание прекрасного сонета:
«… Но во второй унёсся адов круг,
Где дождь и град, и чёрный смерч в раструбе
Любовников кружит, чей стон от мук
Немолчен. Были призрачными губы,
И сладостен их горький поцелуй,
Прекрасный призрак был со мной под вихрем струй «.
Гюстав Доре, Паоло и Франческа, 19 в.
Гаэтано Превиати . Паоло и Франческа, 1909
Мосе Бьянки . Паоло и Франческа, ок. 1877
Людвиг фон Хофманн-Цейц. Паоло и Франческа, 19 в.
Умберто Боччони. Песня (Франческа и Паоло), 1908-1909
Джордж Фредерик Уоттс . Франческа и Паоло, 19 в.
Вот такая печальная история о двух влюбленных. Любовная страсть привела их прямо в объятия смерти, и теперь они делили страдания Ада, как делили когда-то любовные утехи.
Людвик Веселовский. Франческа и Паоло, 1885

В 1876 г. Петр Ильич Чайковский был озабочен поисками сюжета для новой оперы. Среди множества вариантов, привлекших его внимание, было либретто под названием «Франческа», написанное К.Званцовым. Оперу на этот текст композитор так и не создал, но история героини, погибшей за любовь, глубоко тронула его сердце, и он взял ее за основу симфонической поэмы, которую впоследствии ценил выше всех прочих своих произведений в области программного симфонизма.

Франческа да Римини – реально существовавшая знатная итальянка эпохи Возрождения, чья трагическая история была хорошо известна ее современникам. По воле отца, желавшего заключить союз с Джанчотто Малатеста – правителем Римини, ей пришлось стать женой этого немолодого жестокого человека. Франческа полюбила Паоло – молодого и красивого младшего брата своего супруга, и тот ответил ей взаимностью. Застав их однажды за любовными утехами, Джанчотто в порыве ревности убил обоих. Первой – и самой знаменитой – литературной обработкой этого сюжета стала пятая песнь «Ада», первой части «Божественной комедии» Данте Алигьери: герой встречает Франческу и Паоло во втором круге Ада, где карается грех сладострастия. Несчастные страдают, вспоминая былое счастье, и утешают себя тем, что Джанчотто ожидают гораздо более тяжкие муки в девятом круге, где казнятся братоубийцы.

Чайковский при создании своей симфонической поэмы опирался на этот фрагмент из «Божественной комедии», поэтому начинается она мрачнейшей картиной Ада. Грозный удар тамтама, уменьшенные септаккорды у медных духовых, нисходящий гаммообразный ход, подобный неотвратимому приговору – все это идеально выражается надписью на вратах Ада из произведения Данте: «Входящие, оставьте упованья». Этим страшным аккордам отвечают реплики струнных, основанные на «стонущей» полутоновой интонации – словно слышатся жалобы страдающих душ. Постепенно стонущие мотивы сливаются в единый «адский вихрь». После второго появления «аккордов Ада» устанавливается основная тональность – ми-минор – и возникает тема, содержащая оба элемента: нисходящий ход и хроматизмы. Волны динамического нарастания этого «адского вихря» приводят к кульминации и краткому переходному построению, за которым следует средний раздел, связанный непосредственно с трагической историей героини, которую выслушивают Данте и Вергилий.

«Рассказывает» эту историю солирующий кларнет. Его печальную мелодию, скупо поддержанную пиццикато струнных подхватывают струнные. Широкие разливы этой мелодии, исполненной любовного упоения, предвосхищают тему любви из «Пиковой дамы» и даже побочную партию первой части Шестой симфонии. В развитии темы варьирование сочетается с разработочными приемами. К концу среднего раздела симфонической поэмы тема достигает предельно экстатического звучания у струнных, к которым затем присоединяются медные духовые. Этот ликующий гимн любви внезапно прерывается, уступая место лиричному, тихому эпизоду, вслед за которым страшные аккорды медных духовых отмечают переход к репризе. Вновь бушуют в оркестре адские вихри, вновь слышатся стоны. В сравнении с экспозицией, реприза сокращена.

Симфоническая поэма «Франческа да Римини» посвящена Сергею Танееву. Впервые прозвучала она в феврале 1877 г. в Москве, дирижировал Николай Рубинштейн. В марте того же года состоялась петербургская премьера произведения под управлением Эдуарда Направника.

В 1915 г. балетмейстер Михаил Фокин поставил на музыку симфонической поэмы Петра Ильича Чайковского балет «Франческа да Римини». Балет был представлен в рамках благотворительного концерта.

Франческа

Во втором круге Ада пилигрим видит и узнаёт Франческу и ее возлюбленного Паоло. Врата с роковой надписью остались позади. В преддверье Ада ему встретились ничтожные, презренные людишки, которые не смеют ни бунтовать, ни соглашаться, трусливый довесок, отвергнутый небом и не признанный Адом. Теперь они завидуют участи других – благой ли, тяжкой ли, им безразлично. Повстречал пилигрим и перевозчика Харона, гневного старика с пламенами вокруг глаз, который не желал переправить его через первую из рек царства мертвых. В первом круге Ада, в Лимбе, он повидал благородных язычников, живших до Христа и оттого не снискавших блаженства. Если всюду в Аду воздух полон криков и проклятий, то в Лимбе стоит тишина. Лишь вздохи поднимаются к темному своду, ибо здешние обитатели живут в бесконечной тоске без надежды. Там Данте встретился с Гомером, Горацием, Овидием и Луканом и был принят в их круг. Поодаль он видел Цезаря в боевом снаряжении, с соколиным взором, Гектора, Энея, Аристотеля, Сократа, Платона. Теперь же он очутился в настоящем Аду, где узники вправду несут наказание. У входа во второй круг стоит на страже Минос, дух бездны; оскалив пасть и бия хвостом, он посылает новоприбывшие души в тот круг Ада, что назначен божественным судом. Пройдя мимо этого чудовища, Вергилий и пилигрим внезапно оказываются во власти урагана. В кромешной мгле осужденных швыряет адскии ветер, который – и, за редким исключением, все толкователи Данте непременно на это указывают – символизирует возбуждение и пыл страсти.

Здесь обитают те, кто согрешил ради любви, те, «кого земная плоть звала, / Кто предал разум власти вожделений» (V, 38–39). «И как скворцов уносят их крыла, / В дни холода, густым и длинным строем, / Так эта буря кружит духов зла / Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем; / Им нет надежды на смягченье мук / Или на миг, овеянный покоем» (V, 40–45). Подобно тому как журавли с унылым кликом летят в вышине, формируя длинный клин, мчатся перед пилигримом в вихрях бури призрачные тени, жалуясь и плача. Удивительно, однако здесь без разбору объединены как распутные и порочные, так и те, кто страстно любил одного-единственного человека, – иначе говоря, две группы, между которыми наша этика проводит различие. С помощью Вергилия – ведь тот, воспевший любовь царицы Дидоны, знаток в этой области – Данте узнаёт целый ряд великих влюбленных, что прославлены в истории и в поэзии: вот Семирамида, возведшая разврат в ранг державного закона, вот сластолюбивая Клеопатра рядом с Еленой, супругой Менелая, соблазненной Парисом и ставшей поводом для Троянской войны, вот Тристан, которого выпитый на корабле любовный напиток навечно связал с Изольдой, женою короля Марка. О пилигриме сказано, что, слыша, как его учитель – il mio dottore – поименно перечисляет всех этих дам и кавалеров далекого прошлого, он опечалился и дух его затмился, будто заплутал. Данте использует в своем стихе слово smarrito, а читатель помнит, что в форме smar?ta это слово встретилось ему в самом начале «Комедии». Пилигрим, говорилось там, очутился в сумрачном лесу, потому что правый путь был им утрачен, smar?ta. Означает ли это слово здесь намек на характер прегрешения, которое сбило пилигрима с пути?

К числу тех, что прожили свою жизнь в любви или наслаждении любовью, относятся Паоло и Франческа. Как почти всегда в «Комедии», эти двое появляются внезапно, причем поэт даже не дает себе труда сообщить подоплеку и предпосылки. С персонажами, которые считаются известными, Данте обходится так же, как нынешний журналист, когда его посылают на аэродром или на вокзал встретить Грету Гарбо либо де Голля. Журналист не сообщает, что генерал – французский диктатор, а эта актриса, сыгравшая бессмертные роли в фильмах о любви, по неведомым причинам стала затворницей. Он исходит из того, что читателю известны эти элементарные сведения, и разве только слегка на них намекает. Его метод – представить объект интервью как можно живее и непосредственнее. Он стремится запечатлеть мгновение, захватить знаменитость врасплох. Данте действует так же. Персонажи «Комедии» проходят перед нами как люди, которых мы встречаем в путешествии или в газете. Этот метод используется, даже когда речь идет о самом Данте – о пилигриме, герое поэмы. В первых же стихах «Комедии» он внезапно появляется перед нами – заплутавший в сумрачном лесу. Мы не знаем ни кто он, ни как его зовут, ни откуда он идет. Но не успеваем усомниться в его существовании, ибо рассказ уже влечет нас дальше, не оставляя ни единого шанса на сопротивление. Как в кинофильме, действие устремляется вперед и завладевает нами – и лишь исподволь мы знакомимся с героем, за которым следуем, и вникаем в его проблемы.

Неудобство такого метода, разумеется, состоит в том, что мы, по идее, должны бы иметь тот же круг знакомых, что и Данте. Должны бы знать, кто все эти люди, которые обмениваются репликами, плачут и смеются на страницах «Комедии». Поэма не трудна для понимания. Наоборот, Данте всегда прозрачно-ясен и, как добрый учитель, готов в любую минуту прийти читателю на помощь. И писал он на народном языке, итальянском, именно потому, что хотел быть понят простым народом. Наша трудность заключается вот в чем: Данте предполагает, что нам, подобно теперешним читателям газет, известны основные факты о соответствующих персонажах. Мы должны разбираться в культурной традиции дантовской эпохи, в Библии, в классической поэзии, в трудах Отцов церкви, в великой богословской философии XII–XIII веков, должны знать огромное множество исторических фигур на международной и флорентийской арене того времени. А значит, мы попадаем в зависимость от комментаторов и ученых толкователей текста. Их первоочередная задача – указывать дорогу и давать разъяснения. На пути в глубь поэмы нам не обойтись без их указателей, без перечней действующих лиц. Но стоит нам сориентироваться – комментаторы исчезают, и мы остаемся одни в живом организме поэмы.

Потому-то теперь нам надобно знать, что Франческа была дочерью синьора Равенны, Гвидо Веккьо да Полента, и состояла в родстве с Гвидо Новелло, синьором Равенны, который приютил Данте на склоне его дней. По политическим соображениям Франческу выдали за отпрыска знатнейшего семейства Римини, человека уродливой внешности и дурных помыслов. Она же влюбилась в его младшего брата, Паоло. Законный супруг застал влюбленных, что называется, на месте преступления и убил обоих. Случилось это, когда сам Данте – в двадцать один год – тоже был страстно влюблен. Событие привлекло большое внимание, стало крупнейшим общественным скандалом тех лет.

Когда влюбленные в своем безумном полете оказываются в пределах слышимости, Данте окликает их, сочувственно называя «души скорби» – animi affanate. На зов Данте они спешат приблизиться, подобно тому «как голуби на сладкий зов гнезда, / Поддержанные волею несущей, / Раскинув крылья, мчатся без труда». Вся Песнь пятая отмечена образами птиц, которые издревле соотносятся с эротической страстью. Слово берет Франческа. Она благодарит Данте за сострадание, прозвучавшее в его оклике. Говорит, что, если б Господь ей позволил, она бы вымолила у Него спасение для Данте, ведь он жалеет ее, хоть она и запятнала землю своей прелюбодейской кровью. Итак, о Франческе мы прежде всего узнаём, что она чувствует себя презираемой и муки ее отчасти в том, что она представляет себе, с какой ненавистью и суровостью думают о ней люди. Она была красива, богата, знатна. Теперь же благодарна за одноединственное приветливое слово.

Франческа продолжает рассказывать, где родилась, как полюбила Паоло и как он пленился любовью к красавице – bella persona, – какой она была когда-то. Ее тяжко томит мысль о том, как она лишилась жизни. По всей вероятности, она имеет в виду, что ее и Паоло застали в любовной ситуации, которая в глазах ненависти дурна, смехотворна и унизительна, а от преданности и нежности, какими полны влюбленные, ее отделяет пропасть. О своем муже-убийце Франческа, предчувствуя, что он будет наказан страшнее, чем она сама, роняет суровое и как бы огненное слово: его ждет Каина, один из нижних кругов Ада. Ведь на Пасху 1300 года, когда происходит действие «Комедии», он еще жив.

Данте внимает ей. Едва вступив в этот круг, он пришел в сильное волнение и теперь склоняет голову и стоит так, пока Вергилий не окликает его: «О чем ты думаешь?» И Данте отвечает: «Какая нега и мечта какая / Их привела на этот горький путь!» Потом, снова обернувшись к влюбленным, он говорит: «Франческа, жалобе твоей / Я со слезами внемлю, сострадая. / Но расскажи: меж вздохов нежных дней, / Что было вам любовною наукой, / Раскрывшей слуху тайный зов страстей?»

Франческа отвечает: «Тот страждет высшей мукой, / Кто радостные помнит времена / В несчастии; твой вождь тому порукой». Эти слова – отзвук трактата позднеримского философа Боэция об утешении, какое можно почерпнуть из философии, но, как всегда у Данте, заимствование совершенно естественно вливается в его стихи. Потому-то нам кажется, будто эти слова, вопреки своей древности, вот только что родились в груди несчастной Франчески. Можно добавить, что Данте – один из отцов стилистического приема, которым охотно пользуются столь многие поэты нашего времени; я имею в виду скрытую цитату, обвеивающую новый стих дыханием великого прошлого… Франческа добавляет: «Но если знать до первого зерна / Злосчастную любовь ты полон жажды, / Слова и слезы расточу сполна». Читатель «Комедии», достигнув Рая, вспомнит эту готовность Франчески говорить. Она показывает, что Франческа в родстве с созданиями, обретающими спасение, ибо самая характерная их черта – готовность расширить познания тех, кого они встречают. Каждая сцена, каждая реплика, каждый жест в «Комедии» согласуются со всеми прочими, подобно тому как согласуются между собой грани и ребра кристалла. Поэтому невозможно составить себе представление о «Комедии» посредством какой-нибудь одной цитаты или пересказа отдельного эпизода. Деталь раскрывает свое глубочайшее значение, только когда рассматривается вкупе со всеми другими деталями, в гармонии целого.

«В досужий час читали мы однажды / О Ланчелоте сладостный рассказ», – продолжает Франческа. Ланчелот (Ланселот) – один из героев бретонских преданий о рыцарях Круглого стола, популярных в те века. Он любит Джиневру (Женьевру), прекрасную супругу короля Артура. Об истории их любви и ведет речь Франческа:

Одни мы были, был беспечен каждый.

Над книгой взоры встретились не раз,

И мы бледнели с тайным содроганьем;

Но дальше повесть победила нас.

Чуть мы прочли о том, как он с лобзаньем

Прильнул к улыбке дорогого рта,

Тот, с кем навек я скована терзаньем,

Поцеловал, дрожа, мои уста.

И книга стала нашим Галеотом!

Никто из нас не дочитал листа!

Галеот, как, пожалуй, стоит пояснить, это рыцарь, который предательски разжигает страсть меж Ланчелотом и королевой. Пока Франческа рассказывает, Паоло, рыдая, стоит рядом. Данте внимает с таким сопереживанием, что ему кажется, он сам близок смерти. И он падает наземь, «как падает мертвец» – соте corpo morte cad, – на этом Песнь пятая кончается.

Скупыми средствами – Данте свойственны суровость и едва ли не лапидарность слога, которых нельзя не заметить, сколь бы прелестные птичьи образы он ни использовал, – в репликах Франчески раскрывается ее пылкая натура. Почему она наказана? Почему человека таких качеств мы находим в Аду? Брак был таинством; венчаясь, жених и невеста давали обет не только любить друг друга, пока их не разлучит смерть, но и всеми силами подражать союзу меж Христом и Церковью. Тот, кто не соблюдал этот священный обет, не просто разрушал собственный брак, но посягал и на союз меж Спасителем и Его Церковью. Быть может, и Франческа получила бы прощение, однако ж она умерла, не раскаявшись. По преданию, она бросилась вперед и приняла удар кинжала, предназначенный Паоло, и тем самым продемонстрировала, что в последнее мгновение своей жизни больше думала о возлюбленном, нежели о Боге. Значит, Франческа справедливо находится в Аду, где остается тою же гордой женщиной, что и при жизни.

И все же, читая в «Комедии» о Франческе, вряд ли кто-нибудь захочет судить ее. Даже приверженец объективной морали, который считает преступным вообще всякое прелюбодеяние, не может не признать, что здесь имеется максимум смягчающих обстоятельств – принуждение к браку, уродливый супруг. По преданию, Паоло от имени брата вел переговоры о браке, и Франческа решила, что он-то и есть ее будущий супруг.

Набожная католичка и переводчица Данте Дороти Сейере (Dorothy Sayers) – в менее благочестивый период своей жизни она писала детективы и вот уж несколько лет (смею надеяться) обитает на небесах, каковые никогда не подвергала сомнению, – разумеется, утверждает, что Франческа сдалась чересчур легко, что ей недостало сил сказать «нет» и что она слишком жалеет себя. Но я не могу найти в Дантовом тексте ни малейшего основания для подобных упреков, которые словно для того только и предназначены, чтобы оправдать вынесенный Франческе приговор и заставить нас примириться с ее пребыванием в Аду. На заре дантоведения эта тенденция была самым обычным делом. Однако разве у Франчески нет причин плакать и разве не пристало ей поблагодарить того, кто питает к ней сочувствие? Если упреки Дороти Сейере касательно того, что Франческа не смогла сказать «нет», хоть сколько-нибудь справедливы, выходит, кара минует лишь никогда не любившего. Если с субъективной точки зрения Франческа как нарушительница супружеской верности попала в Ад вполне заслуженно, то можно очень даже понять средневекового поэта, которому Ад виделся единственным местом, где после смерти наверное встретишь порядочных людей, в том числе благородных рыцарей и знатных дам, что жили и умерли во имя любви. Пилигрим Данте, разумеется, тоже не осуждает Франческу. От сострадания он падает наземь – и, как подчеркивает автор, падает едва ли не замертво.

Что же отличает Франческу от образов других женщин, которые любили и оттого были несчастны? Офелия у Шекспира поет свою безумную песню и совершает ради любви самоубийство. Изольда любит Тристана, невзирая на то что состоит в браке с королем Марком, и автор романа – по крайней мере в версии Жозефа Бедье – целиком на ее стороне, ставя любовь превыше условностей и внешних заповедей морали. Анна Каренина у Толстого тоже охвачена преступной любовью, которой не может противостоять. В конечном счете эта любовь и толкает ее под поезд.

Глядя на этих женщин – Офелию, Изольду, Анну – и памятуя о той боли, какою был отмечен конец их жизни, мы видим, что они, в точности как Франческа, находятся в своего рода Аду. Для них нет жизни вне книг, о них повествующих. Они любят и, с ужасом в крови и нервах, ходят на тайные свидания. Их терзают предрассудки и порицания ближних, раздирают собственные чувства и смертельно мучают зависть и поношения общества. Каждая живет в своем круге Ада, и муки их длятся вечно. Писатели навеки обрекли их такому существованию.

Франческа – любящая женщина. Когда мы встречаем ее, она сама говорит, что навечно скована с любимым. Еще она говорит, что любовь, которая «сжигает нежные сердца», пленила и Паоло и в нем тоже вспыхнула страсть. Боль этой любви заключалась в том, что влюбленные могли обладать друг другом лишь украдкой, ибо каждую секунду поневоле опасались разоблачения. Вот почему можно сказать, что Ад Франчески нисколько не разнится с Адом Изольды и Анны. Сама ее натура, сами обстоятельства ее жизни и суть кара. По выражению Элиота, кара – это состояние, а не следствие. Франческа явлена перед нами просто как одна выхваченная из жизни судьба. Страдает она оттого, что способна на недюжинную страсть. Данте, пишет Эзра Паунд, показывает нам сокровенное «я» людей, их прижизненное психическое состояние, увековеченное после смерти. Если Паунд прав, то в «Комедии» мы видим Франческу такой, какой она была при жизни.

Однако ни Данте, ни мы, читатели, не можем равнодушно отнестись к тому факту, что все происходит в Аду, а не в Санкт-Петербурге и не в средневековой Дании. Франческа в Аду – не только образ недозволенной любви. Оправдывая ее, мы вынуждены определить свою позицию и по другому вопросу.

Каждому человеку хочется быть нужным, хочется приносить в жизни пользу, не щадя себя. Но коль скоро расплачиваться предстоит собственной кровью, мы должны знать, что дело, ради которого мы идем на жертвы, достойно такой платы. Вправду ли священный долг повелевал мне, родившемуся Орестом, убить родную мать и тем отомстить за отца? Этот вопрос, требуя решения, ранит куда глубже, чем когти свирепых Эриний. Правильно ли я поступил, предав родину ради моих политических убеждений? Не ошибка ли – принять смерть по призыву отчизны? Правильно ли было отказаться от всего прочего в жизни ради любви к бренному телу, которое скоро состарится?

Данте знал античную трагедию рока и неумолимость звезд, властвовавших там судьбами героев. Он и сам как политик, мыслитель и любовник испытывал соблазн отказаться от всего ради одной-единственной идеи или страсти. Его «Комедия» разыгрывается одновременно на многих уровнях. На одном из этих уровней Данте странствует в глубь собственной души. Встреча с Франческой происходит, когда он стоит на жизненном распутье. Он пишет свою великую поэму, которая – в этом для него нет сомнений – будет в веках указывать людям путь из бедствий к состоянию счастья, как сказано в знаменитом письме другу и покровителю Данте, веронскому синьору. Поэт мог осилить свое поэтическое странствие, лишь отринув ради «Комедии» все остальное.

Франческа и Паоло в поэме не только отражение влюбленной пары из артуровской легенды – Ланчелота и Джиневры. Они еще и образуют контраст влюбленной паре «Комедии» – Беатриче и Данте. Данте, подобно Франческе, пылал любовью к bella persona, и эта любовь определила всю его жизнь. Когда Франческа рассказывает о своей любви и о том, как она скована с Паоло, пилигрим стоит склонив голову. На вопрос Вергилия, о чем он думает, он отвечает: «О, знал ли кто-нибудь, / Какая нега и мечта какая / Их привлекла на этот горький путь!» Легко понять и задумчивость Данте, и личную подоплеку его рефлексий. Он видел Беатриче в расцвете юной ее красоты, и сердце в его груди проснулось. Наверное, он тоже мечтал о том счастье и единении, каких искала и нашла Франческа. Беатриче умерла, и в поэме ее красота ведет пилигрима не к наслаждениям и земному счастью, но к умноженному знанию и спасению души. Он приходит перед Франческой в столь великое волнение, оттого что узнаёт себя, собственную жизнь. Он тоже мог бы предаться своей страсти и посвятить ей одной всю жизнь. Он тоже мог бы оказаться здесь, в Аду, навеки осужденный и скованный с существом, которое способно было подарить лишь кратковременное счастье, но выбрал другое – любить умершую женщину, которая с небес вела его, когда он писал свою великую поэму. Однако этот выбор дался ему нелегко, ибо означал отказ от многих прекрасных и милых вещей, какие есть в жизни. Вот почему такая дрожь пронизывает рассказ о Франческе, которую мчит могучий ветер.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке

Francesca da Rimini, Op. 32

Композитор Год создания 1876 Дата премьеры 25.02.1877 Жанр Страна Россия

Фантазия для оркестра

В 1876 году, желая написать оперу, Чайковский занимался поисками подходящего сюжета. Он пересмотрел множество самой разной литературы, ему предлагали различные варианты, в том числе — либретто К. Званцова «Франческа», составленное по «Божественной комедии» Данте (1265—1321). Великий поэт раннего итальянского Возрождения писал свое самое крупное произведение, состоящее из трех частей — «Ада», «Чистилища» и «Рая», до самой смерти (1307—1321). Сюжетом его первой части — «Ад» — является путешествие автора в сопровождении призрака древнеримского поэта Вергилия в преисподнюю, которая состоит из семи кругов. В разных кругах ада находятся наказуемые за разные грехи. Во втором круге — совершившие прелюбодеяние.

Композитор увлекся не столько самим либретто (от идеи оперы на этот сюжет он отказался), сколько трогательной историей двух несчастных влюбленных. Он перечитал Пятую песнь первой части («Ад») «Божественной комедии», из которой либреттист почерпнул сюжет, и был чрезвычайно тронут ею. Возник замысел программного оркестрового сочинения. В конце сентября 1876 года Чайковский набросал первые эскизы, в середине октября закончил работу вчерне, а к 5 ноября пьеса уже была оркестрована. Законченное произведение композитор посвятил своему ученику и другу С. Танееву.

Премьера «Франчески» состоялась в Москве 25 февраля 1877 года под управлением Н. Рубинштейна. В Петербурге она прозвучала под управлением Э. Направника почти сразу — 11 марта — и вызвала бурю восторга как среди публики, так и среди музыкантов.

«Божественная комедия» Данте — широкое полотно, охватившее разные стороны современной поэту жизни и содержащее порой подлинные исторические факты. К таким относится и история любви Франчески, дочери Гвидо да Полента, синьора Равенны, отданной замуж за Джанчотто Малатесту из Римини, чтобы положить конец давней вражде между этими семьями. По обычаю того времени свататься в Равенну приехал не сам Джанчотто, а его младший брат, красавец Паоло. Франческа была убеждена, что именно Паоло — ее жених. Горькое разочарование ожидало ее в Римини, где ее обвенчали с коварным, злобным и уродливым Джанчотто.

История Франчески и Паоло была настолько широко известна в Италии, что Данте в «Божественной комедии» не останавливается на ней подробно. Чайковский же предпослал рукописи партитуры собственную подробную программу: «Данте, сопутствуемый тенью Вергилия, спускается во вторую область адской бездны. Воздух здесь оглашен стенаниями, воплями и криками отчаяния. Среди могильного мрака рвется и мечется буря. Адский вихрь неистово мчится, унося в своем диком кружении души людей, разум коих помрачила в жизни любовная страсть. Из бесчисленного множества кружащихся душ человеческих внимание Данте особенно привлекают две летящие в обьятиях друг друга прекрасные тени Франчески и Паоло. Потрясенный раздирающим душу видом юной четы теней, Данте призывает их и просит поведать, за какое преступление они подверглись столь ужасному наказанию.

Тень Франчески, обливаясь слезами, рассказывает свою печальную историю. Она любила Паоло, но была против воли выдана замуж за ненавистного брата своего возлюбленного, горбатого, кривого, ревнивого тирана Римини. Узы насильственного брака не могли заглушить нежную страсть Франчески к Паоло. Однажды они читали вместе роман о Ланселоте. «Мы были одни, — рассказывает Франческа, — и читали, ничего не опасаясь. Не раз мы бледнели, и смущенные наши взоры встречались. Но одно мгновение погубило нас обоих. Когда наконец счастливый Ланселот срывает первое любовное лобзание, тот, с которым уже теперь ничто не разлучит меня, прильнул губами к трепетным устам моим, и книга, раскрывшая нам впервые таинство любви, выпала из рук наших!..» В это мгновение неожиданно вошел супруг Франчески и ударами кинжала умертвил ее и Паоло. И, рассказав это, Франческа, в объятиях своего Паоло, снова уносится неистово и дико мятущимся вихрем. Охваченный бесконечной жалостью, Данте изнемогает, лишившись чувств, и падает как мертвый».

Позднее, осуществляя издание партитуры, Чайковский предложил другой, более сжатый вариант с точным переводом стихов Данте: «Данте спускается во второй круг Ада. Тут он видит казнь сладострастных, которых терзает беспрерывный жесточайший вихрь, проносящийся по темному и мрачному пространству. Среди мучающихся он узнает Франческу да Римини, и она рассказывает ему свою историю:

…Нет муки ужаснее той,
Как вспомнить минуты блаженства
В час пытки мучительной, злой.
Но если с участьем желаешь
Узнать ты источники бед,
Хоть плача тебе расскажу я.
Читали мы книгу; поэт,
Как пылкий герой Ланчелотто
Способен безумно любить.
Сначала заставила книга
Стыдливо нас взор опустить,
Но после, лишь только прочли мы,
Герой как Жиневру лобзал,
Он обнял меня горячо так
И страстно тогда целовал…
О, проклята книга такая,
О, проклят и автор ее…
В тот день мы уже не читали,
О книге забыли тогда…
Пока говорила Франческа,
Другой дух так страшно рыдал,
Что я от участья и скорби,
Как труп бездыханный упал.
(Данте, Ад. V)»

Фантазия открывается неторопливым вступлением, рисующим погружение в адские бездны. Удар тамтама и низкий выдержанный тон, взятый не сразу, а как бы соскальзывающий, хроматические аккорды у медных духовых, а затем напряженные ходы басов (фаготы, виолончели и контрабасы) по неустойчивым интервалам рисуют ужас, оцепенение перед открывающимися страшными картинами. Короткие хроматические пассажи, нисходящий ход басов, начинающийся с напряженного, остро диссонирующего интервала — малой ноны, постоянные переклички разных групп оркестра создают образ страдания, непреодолимой муки грешников. И вот уже закружились адские вихри в тремоло струнных, поистине адском кружении с быстрыми пассажами деревянных духовых, грозными аккордами медных, мощными tutti. Но исчезают, словно проносятся мимо оцепеневшего от ужаса наблюдателя адские вихри. В центре фантазии — «рассказ Франчески» — простая и печальная, глубоко человечная мелодия в теплом тембре солирующего кларнета, которой аккомпанируют легкие аккорды струнных с сурдинами pizzicato. Мелодия развивается, растет, она кажется бесконечной в своей удивительной красоте и проникновенности. Постепенно достигается колоссальная лирическая кульминация — апофеоз любви и счастья. Но жестокие фанфары, абсолютно чуждые этой музыке, словно пробуждают от прекрасного сна. Это расплата за преступное счастье. И возвращается, в сокращении, музыка первого раздела — адские вихри, уносящие влюбленных.

Л. Михеева

Сам Чайковский считал «Франческу да Римини» наиболее удачным из своих программных симфонических произведений. Лист еще в 1830-х годах мечтал о том, что великое создание Данте, его «Божественная комедия», найдет отражение «в музыке какого-нибудь Бетховена». Позже, как известно, он сам взялся за эту задачу, написав «Данте-симфонию». Но особенно вдохновлял музыкантов рассказ Франчески о своей трагической любви, этот, по выражению А. К. Дживелегова, «едва ли не самый страстный гимн любви во всей мировой литературе», вошедший в пятую песнь первой части дантовской философско-поэтической трилогии — «Ад». Увлеченный этим сюжетом, Чайковский сначала предполагал написать на него оперу, но затем нашел обобщенно-симфоническую форму для его воплощения. Конструктивно «Франческа да Римини» представляет собой огромную по масштабу сложную трехчастную форму: крайними ее частями являются картины адского вихря, в котором носятся души обреченных на вечные муки, середина — рассказ Франчески о ее трагической любви к Паоло.

Композитор находит очень сильные впечатляющие средства для обрисовки дантова ада как страшного в своей безысходности мира невообразимых человеческих страданий. Симфоническая фантазия начинается своего рода музыкальной заставкой, основанной на грозно и мрачно звучащих у «тяжелой меди» уменьшенных септаккордах, последование которых образует дважды уменьшенный лад (Уже не раз обращалось внимание на черты сходства в обрисовке дантова ада у Листа в его симфонии «Данте» и Чайковского во «Франческе». Однако тритоновые интонации и хроматические последования уменьшенных септаккордов не складываются у Листа в такую обширную зону господства уменьшенного лада, как во «Франческе да Римини», не говоря уже о более глубоких различиях в трактовке сюжета обоими композиторами, на что справедливо указывает Н. В. Туманина.).

Эпиграфом к этому шестнадцатитактовому вступительному построению могут служить слова устрашающей надписи, которую Данте поместил на вратах ада: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Далее следует еще большой субдоминантовый предыкт к первому разделу (ля минор при основном строе ми минор), где подготавливается его тематический материал. При этом целостная развернутая тема как таковая отсутствует и заменяется группой кратких мотивов, представляющих собой различные модификации интонации стона, вздоха, жалобы.

Прибегая к разнообразным контрапунктическим соединениям, перестановкам, обращениям и т.д., Чайковский с поразительным мастерством строит на этих тематических элементах длительную, постепенно нарастающую линию развития. Но первая волна довольно быстро спадает, и вновь раздающиеся грозные аккорды эпиграфа замыкают все необычно разросшееся предыктовое построение.

Только теперь устанавливается основная тональность ми минор, и стоны и вопли превращаются в сплошной вой, сливающийся с неистовыми завываниями адской бури. В основе этого раздела те же самые хроматические мотивы, к которым прибавляются еще новые варианты.

Развитие совершается мощными волнами нарастания, которые приводят к длительным зонам кульминации, где звучание оркестра достигает предельной силы и внутреннего напряжения. В музыке слышатся отчаяние, гнев и безмерность страдания. Когда наступает некоторое затишье, еще раз, но в смягченном виде, звучат мрачные аккорды начала, неизменно появляющиеся на рубежах формы, и краткое переходное построение приводит к среднему разделу — печальному рассказу Франчески.

Тема этого раздела, замечательная своей песенной широтой, свободой мелодического дыхания и богатством выразительных оттенков, принадлежит к прекраснейшим лирическим мелодиям Чайковского. Обращает на себя внимание прежде всего ее необычная протяженность: изложение темы охватывает в целом более 40 тактов, которые подразделяются на три группы, соответствующие трем разным тематическим элементам. Первый элемент — соло кларнета, поддерживаемое легким аккомпанементом струнных pizzicato (такты 1 — 7), — робкое начало рассказа; второй тематический элемент (такты 8 — 20) звучит у скрипок более насыщенно и страстно, развиваясь волнообразно, посредством ряда восходящих секвенций, после чего следует такое же мягкое уступчатое нисхождение; третьим, замыкающим элементом служит цепь тихих хроматически нисходящих секвенций (такты 21 — 25). Не получая устойчивого завершения, тема растворяется в нежных и скорбных вздохах.

При детальном анализе можно выделить и отдельные короткие мотивы, из которых складываются крупные мелодические построения. Но все звенья мелодии так прочно спаяны между собой и так естественно «перетекают» друг в друга, что вся тема воспринимается как единое неразделимое целое. С этой точки зрения она может служить прекрасным образцом того качества мелодики Чайковского, которое В. А. Цуккерман называет «вторичной широтой».

Весь средний раздел «Франчески» написан в трехчастной форме. В развитии приведенной темы принцип вариантной повторности сочетается с разработочным: в различных проведениях она то расширяется, то, наоборот, сжимается, но при этом звучит с непрестанно нарастающей силой и экспрессией. Последнему ее проведению, значительно развитому и динамизированному, предшествует задумчиво-элегический по настроению серединный эпизод (воспоминание о былом счастье?), известная отстраненность которого подчеркнута уходом в далекую тональность ми-бемоль мажор.

Страшный вскрик ужаса и отчаяния (септаккорд II ступени ми минора с неприготовленным задержанием си — ля в четырех октавах при звучании tutti fff) обрывает рассказ Франчески, и после небольшого переходного построения на той же гармонии возвращается картина адских вихрей, смешанных со стонами и рыданиями. По сравнению с экспозицией всей большой трехчастной формы реприза короче, концентрированнее и не содержит существенно новых элементов.

Как видно из этого краткого обзора, Чайковский очень точно передает все основные моменты поэтической программы и вместе с тем достигает ясной конструктивной законченности музыкальной формы. Несмотря на огромный накал драматического напряжения, в произведении все логично, оправданно и уравновешенно. Композитор мыслит крупными пластами, охватывая длительные участки звучания единым непрерывным развитием (что отнюдь не исключает тщательной контрапунктической «работы» и внимания к деталям фактуры). Все устремлено к главным, центральным кульминациям, которые являются одновременно и драматическими вершинами, и опорными пунктами широко развернутой по масштабу целостной музыкальной композиции.

Ю. Келдыш

• Симфоническое творчество Чайковского →